Меня потрясает Евангелие о грешной женщине — самарянке. Это же чудо молитвы! Как она могла научиться такой молитве? Как научиться нам?
М. Просвирнина, г. Мытищи
Эта беседа самарянки у колодца Иакова со Спасителем, этот разговор человека с Богом — икона молитвы. Мы не знаем, сколько длится эта молитва — впечатление, что много часов. За обменом просьб, которые звучат в словах, — тайна соединения между желанием Бога и желанием человека.
Женщина думает, что она знает, чего она хочет — утолить свою жажду, свое желание, чтобы не бегать ей каждый день далеко по жаре за колодезной водой или за земной любовью, всегда обманчивой. Но Господь просит ее, по сути, о том же самом — Он просит у нее пить, и за этой просьбой скрыто более глубокое желание — дать ей доступ к живой воде, которая остановит этот бег в утомительной, как замечает Екклесиаст, повторности.
Поразительно, что эта женщина, несмотря на грубые грехи, сохранила неиспорченное сердце — почти детскую простоту. Это оттого что никогда не угасало в ней желание найти настоящую воду, и ничто другое на свете не могло удовлетворить ее. «Дай мне всегда такую воду пить!» — просит она Господа сразу же, как только слышит о другой воде, и здесь не столько недоверчивость и ирония, как принято думать, сколько детская простота и непосредственность. С детской прямотой говорит она о себе, о своей беде, и, как дитя, оставляет свой водонос у колодца, забыв, зачем она сюда пришла. И по-детски внезапен переход от земных вещей к небесным, и вся эта беседа — как детский рисунок, в котором преодолена земная тяжесть. С детской доверчивостью идет она вслед за Господом в разговоре, и Господь ведет ее от требования к требованию, от предела к пределу, от глубины к глубине — до бездонных глубин любви.
Нам не избавиться от стремления к вечности, которое Бог вложил в человеческую душу, и только Христос может утолить эту жажду. Тайна молитвы приоткрывается тем, кто услышал слово Господне: «Если кто жаждет, пусть приходит ко Мне и пьет».
«Если мы долго молимся, это не значит, что у нас молитва — многословие, как могут думать некоторые», — восклицает блаженный Августин. Говорить долго — одно, а любить долго — совсем другое. Любить долго — молиться Тому, Кто источник воды живой, несущей исцеление в каждой капле.
«Если бы ты знала дар Божий!» — говорит каждой душе человеческой Господь. Тех, которые обновились в эти святые дни силой Воскресения и вкусили, как благ Господь, и тех, которые остались неутешенными, — всех продолжает звать на брак Агнца, на брак любви между нашей душой и Богом святая Церковь. Это дар — прежде всего чистый дар. Если Бога нет — все все равно. Но если я верую, что Бог есть, если Он открылся мне как любовь — это относится ко всей моей жизни. И научить нас молиться может только Христова любовь.
Что требуется от человека, чтобы принять и сохранить этот дар? Прежде всего горячее желание, жажда этого дара. Пока человек не принесет Богу свое жаждущее сердце, он не может повергнуться перед Ним с полным и безоговорочным покаянием. «Все желание мое пред Тобою, Господи», — говорит псалом (Пс. 37, 10). И это значит твое желание — твоя молитва, поясняет блаженный Августин. Если твое желание продолжительно — и молитва продолжительна. В этом желании достигнуть Бога, столь достойного любви, душа влечется идти все дальше, и учится молитве только у Него, столь возлюбившего нас. Если бы у святых не было такого желания, если бы они не стремились постепенно, шаг за шагом, все более и более осуществлять его, они никогда бы не стали святыми.
Бог ищет тех, кто поклоняется Ему в духе и истине, тех, у кого щедрая душа, при условии, что они будут смиренными, и не будут целиком доверять себе. Но в великом доверии Господу, которое рождается из утоленной жажды, они последуют среди зноя жизни за красотой и правдой Христовой. Наша жизнь должна быть действительно отдана Господу. Единственное препятствие для нашей молитвы, единственная причина, почему мы так легко теряем пасхальную благодать, — наша неспособность, нежелание все отдать Ему. Если мы не отдаем себя Господу, как может Он отдать нам Себя в молитве?
Итак, две жажды встречаются в истинной молитве: жажда Христа отдать Себя нам — та, которую Он возвестил на Кресте в час умирания, и жажда любви души человеческой. И самое чудесное, может быть, заключается в том, что это сокровенное соединение человека с Богом предназначено не для некоторых избранных — оно предлагается всем. Самым простым — таким, как женщина-самарянка. Самым безнадежным — таким, как разбойник благоразумный. И это самое первое, что дается человеку.
Кто из мудрейших способен достигнуть мудрости детей, когда те молятся? Один очень почтенный старый человек рассказывал, как он разговаривал в детстве с Богом. Он рос во вполне благочестивой семье, где все, как полагается, соблюдалось — и говение, и причастие, но на религиозные темы было не принято говорить. Перед сном, перед тем, как он забирался в кровать, мама заставляла его произносить несколько коротких молитв, и он повторял прилежно слова, не очень хорошо понимая их, и под конец полагалось сказать: «Господи, помилуй папу, маму, и всех, кого я люблю!» Обычная детская молитва на сон грядущим, но ребенок с замиранием сердца ждал, когда он останется один. Когда гасили свет, он оставался один — с Богом, с Которым он говорил. Как говорил? На каком языке? Как об этом рассказать тому, кто еще не родился? Бог был здесь, он это знал — бесконечно далекий, и бесконечно близкий, везде присутствующий, и живущий в его сердце. Он рассказывал Ему о своих детских грехах и просил прощения, он хотел быть лучше, он не мог быть без Него. Он обещал Ему вести себя лучше и молил Его помочь ему, и Бог помогал ему, он это знал. Он поднимался до Бога, Бог окружал его, и мальчик засыпал у Него на руках. Кто научил его так молиться? Никто, только Христова любовь.
Это история из нашего времени, но Иисус Христос вчера и сегодня, и вовеки — Тот же. И сегодня, как всегда, как в седьмом или в семнадцатом веке. Как в одной древней истории о монахине, которая встретила в горах девочку-пастушку из расположенной недалеко от монастыря деревни. Девочка пасла коров, и по виду была столь проста и груба, что монахиня решила, что она неграмотная и ничего не знает о Боге. «Деточка, хочешь ли, я научу тебя молитвам?» — спросила монахиня. «Да», — ответила та со слезами, и попросила ее научить, как надо заканчивать молитву «Отче наш». «Потому что, — сказала она, — я не знаю, как ее кончить. Вот уже пять лет, как только я произношу это слово «Отче!», и понимаю, что это Тот, Кто на небесах, — сказала она, поднимая палец кверху, — и понимаю, что Он — мой Отец, я начинаю плакать, и так я плачу весь день, и гляжу на моих коров».
И это очень похоже на известный рассказ об ученике преподобного Антония Великого, преподобном Павле Препростом, который, будучи пожилым, неграмотным человеком, очень захотел научиться молиться, и услышав от своего учителя первый стих Псалтири: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых» — на двадцать лет ушел в пустыню, повторяя про себя эти слова, пытаясь постигнуть их смысл, пока не открылся ему в них неиссякающий вовеки источник воды живой.
Душе простой и смиренной не нужно много слов, чтобы войти в тайну Бога и быть в Его свете. Не смочь произнести «Отче наш» из-за одного слова «Отче» — такой высоты достигали, наверное, немногие святые. Не о таких ли простых душах возрадовался Христос: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных, и открыл младенцам!» Дай Бог нам так проходить через нашу жизнь, через все скорби и ужасы растления этих дней, чтобы все более научаться простоте и смирению, приобретать эту жажду чистоты детского сердца!
Почему Христос молчит на суде перед первосвященниками и перед Пилатом? Разве Он не знает, что Его чудодейственное и всесильное слово может совершить невозможное? И самых ожесточенных грешников и даже преступников отказаться от своего заблуждения и привести к покаянию. Христос — Бог. Почему же Он вопиет на Кресте: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Как это понимать?
Д.И. Шабаршин, г. Ярославль
«Ты ничего не отвечаешь? — спрашивает Христа Пилат. — Видишь, как много против Тебя обвинений» (Мк. 15, 4). Пилат дивится, видя, что Христос не защищает Себя. Это было действительно удивительно. Нормально было бы возвысить голос против лжи и несправедливости. Закричать, что все, что здесь говорится, — неправда. Чистой воды выдумка.
Христос, столь часто говоривший во время Своего служения, всякий раз говоривший, что Он должен это делать, всякий раз, когда Его слово могло помочь, молчит перед Пилатом. Он молчит, потому что говорить было бесполезно. Его молчание сейчас более красноречиво, чем любое слово, которое Он мог бы произнести. Всем Своим существом, не произнося ни единого слова, Он свидетельствует, что Он Праведник, неправедно судимый.
Может быть, в Его молчании можно услышать молчание ребенка или женщины, подвергшихся избиению, которым после напрасного крика и плача ничего не остается, кроме как замолчать? Может быть, в Его молчании — также молчание тех, кого вменяют ни во что, и у кого ничего нет, абсолютно ничего, даже ни единого слова сказать в свою защиту? Мы знаем, какое торжество зла происходит сегодня в мире. Как это было у нас в России после переворота 1917 и 1993 годов, и не только тогда. Какие слезы и какая кровь льется сейчас на той земле, которую хотят навсегда отделить от нас бесстыдством, ложью и насилием! А Бог молчит, потому что Он даровал человеку свободу. Да, свободу — Он спасает нас не без нас. Человек, как бы низко он ни пал, — свободен, и может участвовать в своем спасении. Свободу, чтобы зло, избирающими его вместе с диаволом, могло раскрыться до конца. И в час последнего Суда дыханием уст Божиих быть уничтоженным до конца.
«Пилат, желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие» (Мк. 15, 15). Пилат мог встать на защиту Христа, и он должен был это сделать! Он знал, что этого требовала его совесть. Но таким образом он создал бы для себя проблемы. И он должен был отдавать себе в этом отчет. Ему надо было плыть против течения, против движения толпы, все громче требующей своего. Против безумия. Он предпочел оставить все, как идет. Так было проще. Сколько зла совершается в мире, оттого что люди не сопротивляются злу, оттого что мы не сопротивляемся, оттого что этот и тот человек, зная, что происходит, предпочитают незаметно ретироваться. Самые презренные подлецы и трусы — не всегда из тех, кто кажутся таковыми.
Посмотрите, что раскрывает нам Евангелие: «И была надпись вины Его: Царь Иудейский» (Мк. 15, 26). Царь, повешенный на Кресте. Царь, не сказавший ни слова. Царь, за Которого никто не заступился. Царь, Которого никто не стремится увидеть и от Которого все отворачиваются. Царь, Который для всех — как бы ничто. Осмеянный Царь. Слева и справа от Него — два преступника. Он пришел в мир ради них. Чтобы спасти этих двух людей. Чтобы предложить им Свое Царство.
Христос — не Царь Иудейский, Он — Царь мира, всех живущих, потому что Его любовь хочет взыскать всех живущих. Включая нас. Включая меня. Не исключая никого.
Постараемся услышать эти слова: «Элои! Элои! Ламма савахфани?» — «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15, 34). Предельная оставленность Христа на Кресте. Предельная скорбь, какая только может быть. Столько людей, мужчин и женщин, юных и старых, верующих и неверующих, страдают от предельного одиночества и предельной скорби. Где же Бог? «Боже, зачем Ты меня оставил?»
Почему такое одиночество и такая скорбь в мире, такое смятение и отчаяние, и такая тоска? Христос не отвечает, не объясняет. Он раньше уже все объяснил. А теперь Он может только сказать, что Он прошел через все это. Он пережил все, чтобы до конца мира быть там, где люди страдают от предельного одиночества и предельного страдания. Он присутствует в самой гуще страдания, чтобы свидетельствовать о бесконечной Отчей любви. Мы никогда не бываем оставлены Богом!
