Протоиерей Александр Шаргунов — пожалуй один из лучших современных проповедников Русской Православной Церкви, автор многих книг, более 40 лет служит в храмах г. Москвы и многие годы преподает в Московской духовной академии и семинарии. Доцент кафедры библеистики. Член Союза писателей России. Ведет постоянную рубрику в популярном журнале «Русский Дом» и регулярно выступает на православной радиостанции «Радонеж».
Царской теме отец Александр посвящал свои работы в течение многих лет. Может быть, начало их положила большая статья в «Литературной газете» с полуторамиллионным тиражом в 1989 году (еще при советской власти!) о великой княгине Елизавете и о династии Романовых, привлекшая к себе внимание большого числа читателей. В девяностые годы прошлого века, в преддверии канонизации святых царственных страстотерпцев были опубликованы семь книг отца Александра со статьями, посвященными им, и свидетельствами о чудесной помощи по их молитвам. «Царственные страстотерпцы столь глубоко приобщились подвигу Христа, — говорит отец Александр, — что чудеса, явленные по их молитвам, становятся проповедью Креста Христова, потому что исходят от Креста. Это, может быть, самое важное для Церкви накануне ее новых неизбежных крестных испытаний».
Предлагаем беседу известного экономиста, профессора В.Ю. Катасонова с отцом Александром на всегда волнующую нас тему — Царь и Россия.
— Недавно Церковь и патриотическое общество торжественно праздновали 150-летие со дня рождения государя Николая Александровича и 100-летие со дня расстрела его и его семьи. Много было написано книг и статей и выпущено фильмов (не исключая злобно клеветнических) в связи с этими датами. Сколько шума было по поводу позиции депутата Государственной Думы от Крыма Натальи Поклонской! Кажется, тема вполне исчерпана. Но вопросы не умолкают.
— Это естественно. Потому что жизнь святого — и тем более, такого святого, как святой мученик-страстотерпец Николай — навсегда связана с судьбой нашей Церкви и нашего Отечества. То, что принадлежит вечности, не определяется только датами.
Государь Николай Александрович воспринимается нами сегодня как ангел, посланный Богом на землю накануне апокалиптических бурь в России и во всем мире. Он был дан, чтобы явить образец православного государя на все времена, чтобы показать, чего мы лишаемся, теряя православную монархию. Все перевернулось, все тут же смело. Всякие попытки удержать распад были напрасны. Даже член Государственной Думы того времени либерал В. Набоков вынужден был констатировать, что как только восторжествовала полная законность и справедливость, о которой мечтали либералы, тут-то началось самое страшное кровавое беззаконие.
Он был Помазанник Божий — по-гречески «христос» — тот, кто подлинно был причастен Царскому служению Христа, кто получил особые благодатные дары для своего ответственнейшего христианского служения. И это проявилось в его смирении перед волей Божией.
Он был духовно Император, мученик, во всех смыслах осуществивший свое мистическое призвание, наиболее кроткий, наиболее угодивший Христу из всех православных государей — именно такой, каким должен быть царь в последние времена. Государь Николай II разделил Голгофу своего народа. Вот почему его прославление нашей Церковью не могло быть отделено от прославления бесчисленного сонма новых мучеников и исповедников Российских. Мы должны снова подчеркнуть значение, которое Церковь придает пролитию крови. Первые святые были мученики.
— И по-прежнему многие могут успокоиться с фактом отречения Государя от престола. Даже среди православных находятся такие, кто настойчиво утверждает, что никакого отречения не было.
— Увы, реальность отречения подтверждается множеством непредубежденных свидетельств. Святые не нуждаются в украшении, чтобы больше понравиться. Вот тайна отречения от престола последнего святого царя, которое его недоброжелатели постоянно ставят ему в вину: для него не было разницы между долгом христианина, исполняющего заповеди Божии, и долгом государя. Когда в силу страшных обстоятельств («кругом измена, трусость и обман», как записал он в своем дневнике) стало ясно, что он не может исполнять свой долг царского служения по всем требованиям христианской совести, он безропотно, как Христос в Гефсимании, принял волю Божию о себе и о России. Нам иногда кажется, что в активности проявляются воля, характер человека. Но требуется несравненно большее мужество, чтобы тот, кто «не напрасно носит меч», принял повеление Божие «не противиться злому», когда Бог открывает, что иного пути нет. А политик, которым движет только инстинкт власти и жажда ее сохранить во что бы то ни стало, по природе очень слабый человек. Заслуга государя Николая II в том, что он осуществил смысл истории как тайны воли Божией.
Мы не можем сказать, что государь был непрактичный человек. Неслучайно в его правление Россия достигла наивысшего расцвета и наивысшей свободы. Однако, как глубоко и точно отметил один из наших известных церковных историков, — «это были последние всплески громадной, но опадающей духовной волны, которая в свое время подняла из ничего русскую землю и дала ей постепенно неслыханное величие и славу». Трагедия заключалась в том, что со все большей силой являлся соблазн следовать по пути Европы с ее освобождением от всех «пут», препятствующих достижению еще большего расцвета и еще большей свободы. «Свободной» России царь становился ненужным.
— В чем еще заключается исключительный подвиг царственных страстотерпцев?
—Это было время, когда в высшем обществе России началось разложение, которое все более захватывало и низшие слои. А они, находясь на самом верху Российской жизни, являли образец, именно образец противоположного — в своем личном христианском и общественном служении.
Бог избрал самое лучшее. В жертву за Россию был принесен ее цвет: вначале государь с семьей, а потом — все верные Богу, царю и Отечеству. Возможно ли было любить Россию чище, возвышеннее, преданнее, чем они? Они действительно любили ее даже до крови. В этом было глубокое мистическое понимание роли России во всем мире как православной державы и значения единения братских славянских народов.
— Вы говорите, что убийство царской семьи и гонение на Церковь — явление одного порядка?
— После убийства царя вся сокрушительная мощь разрушения была направлена именно на Церковь, поскольку просто фактом своего существования, одним своим присутствием, Церковь воздействует на мир — может быть, более, чем своим словом, если она сохраняет подлинность, открывая собою миру невидимое. Мир также со своей стороны воздействует на Церковь, и это воздействие в значительной степени усиливается с устранением«удерживающего» свободное распространения зла, которым, по объяснению святых отцов, является православный царь. Мир поддерживает Церковь или оскорбляет ее, игнорирует ее или, что хуже всего, пытается встать на ее место, подменить ее собой.
Человеческое общество с его простым существованием постоянно находится в поисках какого-то единства. Единство, которое явилось вследствие крушения православной монархии, вначале как единство коммунистического коллективизма, а затем — единство в грехе как норме, завершится в конце концов единством под началом антихриста, «человека беззакония». А единство в Боге, которое в значительной степени обеспечивал царь как хранитель Церкви и веры от внешних угроз, будет все более ослабевать в мире.
— Но ведь Церковь никогда не должна терять надежды на помощь свыше?
— Что должны мы делать в этом мире, чтобы отчаяние и ночь не поглотили его совсем? Мы понимаем, что необходимы долгие усилия, прежде чем мир придет к отказу от скептического прагматизма и снова будет найдено понимание роли православного монарха, обеспечивающего удовлетворительные отношения между Церковью — Царством воплощенного Слова, и миром — царством множественности, чающим достигнуть единства, никогда недостижимого без Бога. Это отношение не просто нравственное или юридическое, но онтологическое. Только через понимание этого онтологического (касающегося сущности жизни) отношения все последствия, моральные, политические и юридические могут постепенно являться в их подлинном свете.
Это задача непростая. Мы даже не можем быть уверенными, что она разрешится видимым образом, ибо победа добра — сокровенная победа, в то время как «тайна беззакония» торжествует повсюду на поверхности, и мы можем видеть это сегодня с особенной ясностью.
— Вы считаете, что стремление к идеальному устройству общества без веры в Бога не имеет смысла?
— Если все кончается разрушением и смертью, оно не только немыслимо, но просто невозможно. История показывает, что все мечты о тысячелетнем, вечном (то есть идеальном, совершенном не только по продолжительности) царстве на земле кончаются прямой своей противоположностью и крахом. Перед лицом хилиастической («хилиос» по-гречески —тысяча) химеры мы должны осознать не только опасность всеобщего уничтожения от ядерного взрыва или истощения природных ресурсов, но не меньшую, по крайней мере, опасность нравственной и духовной гибели. Политический и духовно-нравственный горизонт мира становится все более единым. Если мы хотим изменить горизонт времени, надо, чтобы взор наш был устремлен к подлинной цели, к цели высшей, от которой зависит судьба человеческого общества.
— После всего, что произошло в России, нередко — особенно в год 100-летия убиения святых царственных мучеников — можно слышать разговоры о необходимости восстановления православной монархии.
—Мы уже много раз говорили, что прежде чем ставить вопрос о восстановлении православной монархии в России, надо серьезно задуматься о путях восстановления двух главных составляющих ее содержания — нравственности и государственности. Иначе ожидание нового царя земного будет путем установления симфонии антигосударства и антицеркви в лице антихриста.
— Вы полагаете, что именно в этом противостоянии главный смысл трагедии последнего русского царя?
—Еще раз подчеркну: государь Николай Александрович пал жертвой противостояния самой главной ереси человечества — ереси хилиазма — в последнем проявлении ее, марксистско-ленинской революции. Все силы зла были напряжены здесь, и потому Промыслом Божиим был избран для этого противостояния человек такого редкого достоинства.
— Вы говорите, все силы зла? Может быть, Вы выразите эту мысль более популярно и конкретно, более понятно для современного человека?
—Попробую прояснить эту мысль описанием того, что произошло в доме Ипатьева. И то, как даже подробности этого события связаны с тем, что происходило и происходит сегодня в России. В последнее десятилетие множество специалистов, журналистов, писателей внимательно изучают все обстоятельства, связанные с екатеринбургским злодеянием. Рассматривают со всей тщательностью, кто был на самом деле исполнителем этого преступления, кто первый выстрелил, из какого оружия, на каком расстоянии стрелял, кто перевозил тела убитых, кто расчленял их, сжигал. И все прочие ужасающие подробности, так что иногда создается впечатление, что они смакуют их.
Но для нас выяснить, как это происходило, значит достичь той глубины, где может быть дан ответ, почему это произошло.
Святые царственные страстотерпцы, как и все святые, настолько близки к подвигу Христа, что все, связанное с их мученичеством, исполнено пророческого смысла. Неслучайно они занимают центральное место в истории русской святости минувшего столетия.
Когда царская семья оказалась в плену у безбожной власти, комиссары были вынуждены все время менять охрану. Потому что под чудесным влиянием святых узников, находясь с ними в постоянном контакте, эти люди невольно становились другими, более человечными. Здесь с самого начала — пророчество о том, что святые царственные мученики могут оказывать благотворное влияние на весь наш народ, отступивший от Христа, предавший Помазанника Божия. И даже порою на тех, кто являлись исполнителями этого преступления.
В конце концов, большевики были вынуждены поставить стражниками людей особого типа, из так называемой красной гвардии. Типичным представителем их был комендант Ипатьевского дома Авдеев, бывший уголовник, запойный пьяница, который был ранее четырежды судим за кровавые убийства и грабежи, а теперь представлял себя «жертвой старого несправедливого режима». Большевики охотно доверяли подобным личностям охрану царской семьи, говоря, что такие люди им «социально близки».
Они были им близки духовно. Здесь можно усмотреть прямую параллель с тем, что происходило в России во времена так называемой «перестройки». Вчерашние руководители коммунистов явили нам, выражаясь их терминологией, «сращивание» с криминальными структурами, с уголовниками. Для них они оказались духовно близкими. И с помощью таких сил они надеются удержать власть над Россией.
Комендант Авдеев и его команда издевались над царственными страстотерпцами, над детьми, над чистыми невестами Христовыми, рисуя всякие непристойности на стенах дома Ипатьева, подписывая их скверными словами. Не проступает ли здесь та реклама растления и беззакония, которая наполняет улицы наших городов и входит в наши дома через телевидение? Сегодняшние христоненавистники окружают этой уголовщиной всех детей России.
За двенадцать дней до расстрела царской семьи в свою очередь Авдеев и его подчиненные тоже были сменены. Новой охраной стала бригада интернационалистов из австрийцев, чехов, латышей, евреев — малограмотных, идеологически отравленных до мозга костей. В последние дни накануне страданий царственным страстотерпцам приходилось быть в этой атмосфере удушающей ненависти.
Не такая ли перспектива ожидает всю Россию в недалеком будущем, когда для нашего народа будут подобраны такие распорядители, для которых вообще ничто русское не будет иметь никакого значения?
Особое место в ряду этих преступников занимает фигура предводителя убийц Юровского. Он был постоянно на связи с Троцким, Лениным, Свердловым и прочими организаторами злодеяния. Именно Юровский в подвале Ипатьевского дома прочитал распоряжение Екатеринбургского исполкома и первый выстрелил прямо в сердце нашему святому царю. Он стрелял в детей и добивал их штыком.
После убийства святых царственных страстотерпцев в подвале Ипатьевского дома на стене была обнаружена надпись на немецком языке: «Царь Валтасар был убит своими слугами». Это дало повод для рассуждений, не было ли убийство ритуальным. Аргументы в этой полемике напоминали то, что говорилось во время знаменитых антисемитских процессов в начале XX века накануне революции. С той только разницей, что теперь евреи не были для русских людей жертвами и гонимыми, а гонителями и убийцами. Мы знаем, что большинство среди верхушки большевистской власти, а также органов репрессий, таких как зловещее ЧК, были евреи. Впоследствии на этом основании нацисты стали говорить об иудеобольшевизме, как главной опасности для человечества. Это была одна из самых излюбленных тем их пропаганды.
Конечно, то, что произошло тогда, было своего рода проекцией на установление «ига, лютейшего паче всякого иного», как говорится в молитве новым мученикам Российским. Здесь пророческое указание на явление из этой среды «человека беззакония», антихриста. Ибо антихрист, как учат святые отцы, будет по происхождению иудеем из колена Данова. И его появление будет подготовлено грехами всего человечества, когда темная мистика, разврат и уголовщина сделаются нормой и законом жизни.
Мы далеки от мысли, чтобы осуждать какой-либо народ за его национальность. В конце концов, Сам Христос по плоти вышел из этого народа, Его апостолы и первые христианские мученики были иудеями. Дело не в национальности: царь Николай II, как кто-то тщательно исчислил, имел только один процент русской крови. (Заметим, это одно из ярких доказательств того, что власть православного монарха не есть просто национальная традиция русского народа, а благодатное установление Божие.)
Вспоминается рассказ из тех времен, когда, согласно установке власти, «имя Божие должно было быть навсегда забыто на территории СССР». Одна девочка-первоклассница по секрету показала своей подруге лист, вырванный из художественного альбома с изображением Христа. «Кто это?» — спросила ее подруга. «Он чисто русский!» — ответила та с непоколебимой убежденностью. В этом наивном утверждении была глубокая истина: в каждом народе и каждом человеке подлинно только то, что принадлежит Христу.
Царь-страстотерпец особенным образом духовно связан с русским народом. И судьбой своей, и служением, и готовностью принести себя в жертву за спасение России. Он это совершил. И мы молимся ему, отдавая ясный отчет в том, что грех цареубийства сыграл главную роль в страшных событиях XX века для Русской Церкви и для всего мира. Перед нами стоит только один вопрос: есть ли искупление этого греха и каким образом оно может быть осуществлено. Церковь всегда призывает нас к покаянию. Это значит, к осознанию того, что произошло и какое это имеет продолжение в сегодняшней жизни.
Если мы действительно любим нашего святого царя и молимся ему, если по-настоящему ищем нравственного и духовного возрождения нашего Отечества, мы должны не пожалеть никаких сил для того, чтобы преодолеть страшные последствия массовой апостасии (отступничества от веры отцов и попрания нравственности) в нашем народе.
— Но говоря «все силы зла» Вы должны, наверное, иметь в виду не только то, что произойдет с Россией?
—Да, с точки зрения христианства, это именно так. Последние наши святые, такие как праведный отец Иоанн Кроншдатский, предупреждают, что гибель православного царя как «удерживающего» свободное развитие зла, будет иметь апокалиптические последствия для всего мира. Страшные испытания пережила в XX веке Россия и весь мир. Но если не будет покаяния, горшее наступит. Согласно Апокалипсису, одна треть всего человечества будет убита, и злодеяния Гитлера и большевиков померкнут перед этим. Задолго до того, как компьютерная техника сделала это возможным, Откровение Божие описало, как антихрист будет контролировать всю мировую торговлю. Каждый человек, живущий на земле, должен будет принять знак на своей правой руке и на лбу. Без этого знака никто не сможет ни покупать, ни продавать — ни нитки, ни куска хлеба. Антихрист установит абсолютный контроль за всеми деньгами, поскольку под его началом будет единое мировое правительство и единая мировая валюта. Святая Церковь предупреждает, что в конце концов он попытается поставить себя на место Бога (2 Сол. 2, 4). Тогда и наступит долгожданный «новый мировой порядок».
—Вот недавнее высказывание директора Всемирной организации здравоохранения при ООН: «Чтобы придти к созданию единого мирового правительства, необходимо освободить людей от их индивидуальности, от привязанности к семье, национального патриотизма и религии, которую они исповедуют». Согласно пророчествам, он (по крайней мере, частично) прав. Четыре условия должны быть выполнены, прежде, чем это произойдет. И это означает войну против Церкви, против государственности и нравственности, против семьи, образования и патриотизма, которую осуществляет в истории враг рода человеческого.
Должны быть сломлены четыре защиты жизни, которые обеспечивала власть православного монарха.
Первая, главная из них, разумеется, — Церковь. Вся история человечества в этом смысле может быть определена как противостояние воинствующего безбожия Церкви. Все Писание, все пророки предупреждают о великом гонении на Церковь. Уже были недавно неслыханные гонения, и новых, более страшных, не избежать. Почему? Потому что антихрист претендует на абсолютную власть, а христиане — граждане Царства Божия, те, кто признают одну только абсолютную, высшую власть — власть Бога.
Церковь являет власть Божию на земле, и там, где претензия на абсолютную земную власть, она является главным препятствием для установления «нового мирового порядка».
Мы часто говорим, что, согласно учению святых отцов, «удерживающим» пришествие антихриста является не только благодать Святого Духа, но и законная государственная власть. После устранения Помазанника Божия — власти, основанной на христианских началах, — происходит стремительная дехристианизация власти во всем мире со все большей утратой признаков законности власти.
И по существу, «удерживающим» остается только Церковь с ее благодатью — крепостью Божественной жизни. Надо либо заставить Православную Церковь слиться со всеми лжеучениями и лишить ее благодати, либо физически устранить ее. После неудачной попытки стереть Церковь с лица земли главной задачей врага рода человеческого является разрушение веры и того, что составляет ее благодатное содержание. Веру — доверие Богу, верность Ему и «уверенность в невидимом» — необходимо разрушить прежде всего. «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?»
В арсенале средств, используемых против Церкви ее врагами, одним из важнейших является подрыв доверия к пастырям. «Поражу пастыря, и рассеются овцы стада». В этом заключался, например, смысл кампании «Церковь и КГБ», проводившейся в СМИ в начале «перестройки». В этом значение постоянных «разоблачительных» публикаций о духовенстве в газетах типа «Московский комсомолец» и на радиостанции «Эхо Москвы». Горе нам, если мы даем хоть малейший повод клеветникам! Но когда у клеветников иссякает всякий материал, их устами начинает говорить сам диавол.
Ему необходимо подорвать доверие к Церкви как таковой, к Православию. Враги Православия и России стараются прежде всего создать в народе атмосферу уныния, растерянности, неверия в то, что возможен исход из нынешнего бедствия. В то, что Православие устоит среди общего распада под напором новых «духовностей» и конфессий. Значительная роль отводится здесь неообновленчеству, которое призвано создать такое «православие», которое бы удобно сливалось с другими христианскими и нехристианскими исповеданиями и растворялось в них.
Одним из первых шагов в этом направлении должно стать запрещение такой принципиальной духовности, которая проявляет нетерпимость по отношению к другой духовности (например, к язычеству и к сатанизму). Таким образом, единство «нового мирового порядка» достигается непременно ценою жертвы истиной.
Войну против Церкви в так называемом демократическом обществе, все более отвергающем христианские ценности, планируется вести через СМИ, телевидение, через систему образования, через принятие новых соответствующих законов. И мы видим, как эта война уже ведется. Пропаганда греха как нормы в средствах информации и в школах — то, что стало во всем мире, в том числе и в России, государственной политикой, — разве это не открытое объявление войны Церкви? Разве это не есть война на полное уничтожение Церкви и ее духовно-нравственных принципов?
Что касается принятия новых законов, обратимся к опыту США, которые являются эталоном «демократических свобод» для нынешней России и всего цивилизованного мира. В 1990 году Конгрессом был принят «Закон против нетерпимости», в котором, в частности, содержится запрещение «негативно отзываться о сексуальных предпочтениях других людей». Согласно толкованиям этого закона, если священник в проповеди с амвона назовет гомосексуализм «мерзостью перед Богом», он будет нарушителем федерального закона, и его можно будет оштрафовать или посадить в тюрьму. Это не то, что где-то в неясном будущем: это происходит сейчас в самой демократической стране мира.
В одной из школ США на стене класса был вывешен стенд с десятью заповедями Божиими. Верховный суд США определил это как нарушение конституции, поскольку это «ограничивает свободный нравственный выбор учащихся и нарушает закон об отделении Церкви от государства».
Вы можете сколько угодно возмущаться: разве они не понимают, что в этих десяти заповедях содержится основа всякой культуры и всякого знания, и невозможно, чтобы этому самому главному знанию не приобщали детей! Но на самом деле весь ужас в том и заключается, что они это понимают. Они понимают, что, упразднив эти заповеди, можно беспрепятственно делать все, что угодно. И беспрепятственно обретать власть над душами этих детей. Здесь вопрос власти — власти управлять миром, всеми людьми.
Мы видим на этих примерах, что война против Церкви неотделима от войны против образования. Американская национальная ассоциация по образованию, основанная фондом Рокфеллера, открыто объявила, что одна из главных целей образования в Америке — изгнать Бога из школ. Уже сейчас дети могут читать в школе «сатанинскую библию», но им запрещено слышать о десяти заповедях. Разве не то же самое произойдет в России, старательно копирующей американские «достижения»: уже было немало случаев, когда в послеперестроечные времена учителя изгонялись из школ за проповедь Православия, в то время как в этих же самых школах процветало преподавание йоги, оккультизма, магии и растления.
«Свобода совести» и «свобода от стыда и совести», так же как «свобода религии» и «свобода от религии» — это не одно и то же. Наступает время новой, более страшной, чем какой бы то ни было нацизм и фашизм, диктатуры. Не надо быть мудрецом или пророком, чтобы понять, что когда десять заповедей Божиих изгнаны из школы, а учителя раздают детям презервативы, путь, которым идет человечество, — полная гибель.
Здесь естественно перейти нам к разговору о разрушении третьей защиты, которую обеспечивала православная монархия — о войне против семьи.
Мы много раз говорили, что царственные страстотерпцы — икона православной семьи. Это и буквально так — достаточно посмотреть на фотографии царской семьи; это истинно также в духовно-историческом смысле: за убийством царской семьи последовало разрушение многих миллионов православных семей. Главная задача революции, согласно Троцкому, — разрушение семьи, не выполненная в годы революции, начала осуществляться в России в девяностые годы прошлого века. Речь идет об уничтожении не только православной семьи, но и всякой нормальной традиционной человеческой семьи. Прежде установления «нового мирового порядка» сатане необходимо совершить это разрушение.
Там, где растление становится государственной политикой, цель государства — избавить детей от власти родителей (хотя разрушение семьи означает не что иное, как разрушение самого государства). Этот процесс стремительно развивается во всем мире. Неудавшийся коммунистический эксперимент был только «цветочками». Недавно ООН проводила Международный год ребенка, в программе которого эта цель была ярко выражена.
Антихристианский, античеловеческий характер подобных устремлений сегодня давно перестал быть только теорией. Маргарет Зангер, основавшая в 20‑х годах минувшего столетия Международную федерацию планирования семьи, деятельность которой финансировалась фондами Рокфеллера и Форда, призывает к свободе половой жизни подростков, а также к стерилизации всех «цветных», «умственно отсталых» и христиан-фундаменталистов.
Война против Церкви, образования (культуры) и семьи неразрывно связана с уничтожением и четвертой «защиты», осуществляемой православной монархией, — патриотизма. Как пророчески писал святой праведный Иоанн Кронштадтский, после «удаления Самодержца, которого домогается известная публика» враги постараются уничтожить самое имя России. Сегодня Россия в глазах мира — разгромленная страна. Как говорится, то, о чем не мог и мечтать Гитлер, осуществили демократы.
Мы видим, как происходит американизация всего мира. Повсюду насаждается единая стандартная «массовая культура» — так, чтобы человек, живущий в Москве и Рязани ничем не отличался от живущего в Нью-Йорке или в Сеуле. В каждом народе, точно так же, как и в каждом человеке, его единственность и неповторимость раскрывается по мере осуществления в его жизни правды и добра. Грех стирает черты единственности и неповторимости каждого человека и каждого народа.
Борьба с Православием в России неотделима от борьбы с патриотизмом (хотя профессиональные политики, у которых единственная цель в жизни — быть переизбранными, старательно эксплуатируют боль народа за поруганное Отечество, создавая движения типа «Отечество», «Держава», «Наш дом Россия» и т. п.)
Вообще все эти четыре «защиты», о которых мы говорили, — одно нераздельное явление «удерживающего». В самом деле, если разрушается само понятие семьи, о какой Родине может идти речь? Как говорил К. Победоносцев: «Кому нужна такая Россия?»
— Готовясь к интервью с Вами, я хотел задать вопрос о Вашей позиции в отношении русской революции, которая отметила свое 100-летие в прошлом году. Судя по всему, Вы уже дали исчерпывающий ответ на эту тему.
— Я хотел бы только подчеркнуть еще раз, что мечты о «тысячелетнем царстве», где все будет совершенно, родились из древнего иудейского предания и обретают все большее влияние в учении иудаизма с его идеей земного царства, крайним выражением которой является коммунизм. Это ложная, воображательная теория, о которой Православная Церковь говорит как об искажении подлинной эсхатологической надежды. Церковь поражала эту ересь всякий раз, как она в течение истории снова появлялась на свет, поскольку речь идет о постоянном искушении. Мы видим ее сегодня вновь, все более жизнеспособной, по мере того как авторитет Церкви ослабевает в мире, а желание абсолютной справедливости продолжает быть естественной мучительной потребностью человечества.
Действительно, невозможно поддерживать существование без надежды на лучшее будущее. Жизнь невозможна, если жизнь не может быть изменена. Но нельзя не видеть глубину подмен, проистекающих из этих чаяний. Здесь и проявляется надежда хилиазма, которая как будто с неизбежностью присутствует в сознании человеческого общества и проникает даже в Церковь.
С неизбежностью во всякой культуре, где еще сохраняются идеи правды и справедливости, но уже потеряна всякая связь с верой в Бога, развивается хилиазм, явный или скрытый. Трагическая противоречивая идея хилиазма — в истоке великих исторических мифов XIX века, тех, которые пытались осуществить в двадцатом. Это упорство хилиазма, религии «века сего», религии, не сознающей себя религией, ставит очень серьезные проблемы.
Миллионы православных христиан в России, отрекшихся от своей веры, участвовали в этом заблуждении. Великие революции, которые являются попытками временного «спасения» человечества, — не должны ли они, приходя к логическому завершению, стать войной не только против Помазанника Божия, но и против всей Церкви, стремлением освободиться от всех форм священного и даже в конце концов от правды и справедливости? И действительно, после революции в России Церковь предстала для многих уже как устаревший институт, осужденный на исчезновение. Сегодня пустоты жизни становятся все более глубокими, и поэтому тревога все более возрастает. Поскольку все разрушается или обречено на разрушение, эта тревога — «уныние народов», о котором говорит Христос, — неизбывна, и никто не в состоянии избежать ее.
Теперь, разумеется, многие ставят под сомнение оптимизм, которым было исполнено человечество сто лет назад, но идея всеобщего прогресса утвердилась так прочно, что поглощает собой все без остатка и ничего другого человечество знать не желает. В стремлении установить господство над материальным миром человек все более утверждает себя как «человекобог». Мы наблюдаем всеобщую устремленность к заманчивому, чисто человеческому будущему, и достижение его кажется возможным, а религия с ее понятиями, кажется, должна с неизбежностью отступить и исчезнуть.
Весь смысл революции 1917 года в этом. Здесь происходит экзамен человеческой цивилизации, и потому все силы зла напряжены в противостоянии православной монархии. Разве случайно, что именно коммунистическая, марксистско-ленинская идеология в конечном счете со всей ненавистью обрушилась на Помазанника Божия? Это было предельное выражение хилиастического лжеучения. А второй эшелон его наступает сейчас — с отменой всех нравственных препятствий для достижения земного счастья.
— Значит, по-Вашему, революция 1917 года — не только политическое явление, и так или иначе она преломляется во многих решающих событиях новейшей, в том числе религиозной истории?
— С древнейших времен политика причудливо переплеталась с мистикой.В новейшей истории попытки установить новое мировое господство связаны с именами Гитлера и Ленина. Накануне выборов 1932 года Адольф Гитлер обратился к народу Германии буквально с такими словами: «Если вы изберете меня вождем этого народа, я установлю «новый мировой порядок», который будет длиться тысячу лет». Сборник речей Гитлера, опубликованный на английском языке за границей, назывался соответственно: «Мой новый порядок».
Только после Нюрнбергского процесса исследователи начали понимать, насколько глубоко мистичным, сатанинским был заговор, осуществляемый вождями нацизма. Генрих Гиммлер, руководитель СС, включал в свою программу многое из того, что мы могли бы непосредственно отнести к современной духовности и культуре «New Age». Гиммлер и его сотрудники СС заменили христианские таинства и обряды крещения, венчания и отпевания неоязыческими. Праздник Рождества Христова, например, превратился в «Julfest», «праздник Юлия», и был перенесен на 21 декабря. Сравните это с попыткой установить советскую обрядность в коммунистической России типа «октябрин» и прочего, а также с запрещением в сегодняшних американских школах говорить «Merry Christmas» (с Рождеством) — позволительно вместо этого говорить «Happy Holidays» (с праздником).
Один из современных выдающихся идеологов «New Age» Ранделл Байер, рассказывает в своих книгах, ставших бестселлерами, о некоем «духе космизма», о том, как «космические боги прокладывали для него путь, чтобы стало возможным исполнить важную работу по осуществлению революции “New Age” и единого мирового порядка». Любопытно, что Байер, утверждающий, что он писал свои книги под диктовку духов, часто использует древний символ иллюминатов, запечатленный на американском долларе: «Духи сказали мне взять двенадцать кварцевых кристаллов и, выложив их по кругу, запечатлеть другой круг для оккультного третьего глаза, и повесить над ними большую пирамиду».
Что касается роли коммунистической идеологии в установлении «нового порядка» и создании «человека нового типа», эта роль всем нам слишком хорошо известна. Несмотря на неудачу «троцкистско-ленинских» попыток осуществления «мировой революции», Сталин и его политбюро еще до разгрома Гитлера начали тайно разрабатывать свою собственную программу коммунистического переустройства во всем мире. Мы знаем о сотнях тысяч невинных людей, сосланных на каторжный труд и уничтоженных за колючей проволокой ГУЛАГов.
Коммунизм был мощной и соблазнительной для масс идеологией, но за его обещаниями «светлого будущего человечества» скрывалась жестокая, основанная на беспощадном насилии реальность.
Мы уже говорили, что с самого начала главным смыслом убийства царя — Помазанника Божия — было устранение «удерживающего», внешнего защитника Церкви. И главный удар, пока эта идеология обмана была в силе и в последующие годы, наносился именно по Церкви. Мы помним обещание Сталина о том, что «к 1 мая 1937 года имя Бога навсегда будет забыто на территории СССР», и массовое закрытие церквей во времена Хрущева, обещавшего в 1980 году «показать по телевизору последнего попа». Сегодня стало очевидным, что хрущевские гонения были последними судорогами умирающего коммунизма.
— Как известно, коммунистическая идеология была основана на учении Маркса. При чем тут религия?
— Марксизм — это лже-религия.
— Тогда объясните, пожалуйста, в чем секрет триумфального успеха марксизма, несмотря на его жестокие массовые репрессии, в XX веке в России, да и не только в России, но и во всем мире?
— Нельзя сводить это учение только к политике массовых репрессий в России. Или даже к попытке построить новое общество на основах социальной справедливости. Мы знаем, среди марксистов было немало не просто честных, но отважных людей, готовых жизнь свою положить за коммунистические идеалы.
Марксизм взял устремленностью к абсолютному. Поистине, человек может удовлетвориться только абсолютным. Марксизм обвиняют в забвении вертикального измерения человека — устремленности к Богу, в горизонтализме, в земном мессианстве и т.д. Это тысячу раз верно. Но было бы ошибкой думать, что вследствие этого марксизм вытесняет абсолютное. Он только меняет направление. Он пользуется абсолютным, эксплуатируя его силу.
Он всегда остается абсолютным — в буквальном смысле от слова ab-solvere (лат.) — он отрывает идею от реального, создает из нее идеал, мобилизующий всего человека, вдохновляя высокими целями своих последователей, перемещая абсолютное Бога в иную плоскость.
Мы, христиане, знаем и исповедуем, что Бог бесконечно превосходит нашу мысль, Он — непостижим, невыразим, Он — в свете неприступном, которого мы можем коснуться только по дару Христовой благодати. Однако и марксизм не отказывается от Абсолютного, но он видит его в человечестве и в конце истории человечества. Вот почему марксизм оказал столь мощное воздействие на сердца людей, одних доводов разума было бы недостаточно. Люди нуждаются в том, что превосходит обыкновенную реальность, они нуждаются в абсолютном. Если они не находят его в вере в Бога, они ищут его в другом — в сектах, в опиуме или в марксизме.
Это главное, в чем марксизм оказался бесконечно привлекательней капитализма. Капитализм это анти-абсолютное. Его средства, его цель — строго земные, по земному реальные: комфорт, благосостояние. США, Швеция, общества потребления дали наглядный пример. Когда Хрущев пообещал, что СССР достигнет уровня жизни США в 1980-м году, это была не просто громадная оплошность в назначении точной даты исполнения пророчества. Это была принципиальная ошибка. Он развенчал марксизм, низринул его с идеологической высоты, которая заключалась в созидании «нового человека» — нового человечества, а не другой Америки.
Вот почему марксизм был также религией. Часто говорят, что у него были свои догматы, своя церковь (партия), своя мистика, свои мощи (все, наверное, помнят слова патриарха Тихона, когда ему сообщили, что в мавзолее Ленина прорвалась канализация: «По мощам и елей»). У марксизма были свои ренегаты-отступники и свои мученики. Они составляли значительную часть жертв ГУЛАГа.
В том, что марксизм явился религией человечества, не было ничего нового. Огюст Конт еще в средине XIX века пытался основать такую религию — со своими обрядами, своим культом. Тем не менее марксизм больше, чем все это. Тоталитарное государство не есть государство без религии, это религия государства. Это не просто атеизм, но идолопоклонство. Так политика становится религией, возвышаясь до мистики, а религия — политикой. То, что раскроется в полноте с пришествием антихриста.
Наконец, вследствие того, что марксизм претендовал быть чем-то абсолютным — религией, мистикой (но чисто человеческой), — он должен был быть абсолютно тотальным, не знающим ограничений ни в своей вере, ни в своих действиях. Никаких ограничений в вере — ибо он обладает абсолютным знанием. Он становился своего рода богословием, для которого философия — только служанка. Никаких ограничений в действиях — ибо не понимал смысла личности: личность, как я уже сказал, должна была растворяться в безличном коллективизме, как теперь — в атмосфере «греха как нормы». А совесть — то главное, что есть в человеческой личности, — должна была молчать, когда речь шла о «крестовых походах» ради общечеловеческого блага. Это был своего рода «крестовый поход» абсолютного.
— Вы говорите, что марксизм ставил своей целью установление всеобщей справедливости. Чем же можно объяснить, что в попытках осуществления своих идей он явил столько несправедливости?
— С точки зрения марксиста то, что сегодня, сейчас, может казаться жестоким. Переход может быть долгим. Диктатура пролетариата от временной, какой она должна была быть, может стать постоянной. Какое это имеет значение! Конечная цель оправдывает все. Ленин дерзал писать: «Нравственность, в нашем понимании, подчиняется интересам класса пролетариата. Нравственно то, что служит уничтожению старого эксплуататорского общества и объединению рабочих вокруг пролетариата». Как созвучно это лозунгам современных радикальных либералов: «Ваши христианские заповеди, ограничивающие свободу человека, — безнравственны. Нравственно то, что позволяет человеку беспрепятственно с детских лет реализовать себя — вольное сожительство, гомосексуализм, наркотики». Что касается достижения конечной цели, Ленин говорит об этом с предельной ясностью: «Если бы для победы дела коммунизма потребовалось уничтожить девять десятых населения, мы не должны бы были испугаться таких жертв». А в 1909 году он писал: «Марксизм есть материализм. Как таковой, он также неумолимо враждебен религии, как материализм энциклопедистов XVIII века или материализм Фейербаха. Но диалектический материализм идет дальше. Он говорит: необходимо знать, как бороться против религии. И для этого надо объяснять материалистический смысл источников веры и религии масс. Нельзя ограничивать борьбу против религии отвлеченной идеологической пропагандой. Необходимо связать эту борьбу с конкретной практикой классового движения с целью упразднения социальных корней религии». Как эта борьба против религии осуществлялась на деле, какие реки крови новых мучеников пролились, нам известно.
— Но ведь марксистская идеология, так же, как и гитлеровкий нацизм, потерпела полное и окончательное поражение. И человечество, кажется, может с облегчением вздохнуть?
— Ныне ради достижения новой свободы радикальный либерализм приносит в жертву все человечество. То, что происходит сегодня в мире, не может не ужасать, хотя марксизм — уже вчерашний день. Или нам надо, чтобы исчадие марксизма — либеральный антимарксизм — пошел еще дальше, чтобы мы могли измерить все последствия устремленности к земному абсолютному?
— Да, по отношению к идеалу христианской цивилизации и культуры, которые православная монархия хотела осуществить. Но будем справедливы, это следует измерять только согласно человеческим меркам. Ибо все человеческие дела и среди них устроение жизни государства и общества на христианских началах в конечном счете с неизбежностью обречены на поражение. Никогда не существует совершенного успеха в рамках земной истории. В искушении осуществить христианский идеал здесь и сейчас, на земле и во временной истории, всегда присутствует тень вавилонской башни. Как если бы судьба человечества могла завершиться на этой отпавшей от Бога земле, как если бы его история могла найти свою цель и свой смысл во временном.
Всякий земной град, и даже православная монархия — непрочное соединение Иерусалима и Вавилона, Града Божия и града зла. Часто соблазняются словами блаженного Августина о «земном граде», и делают из этих слов неправильные выводы. Ясно, что взятый по существу «земной град», временный град, не есть что-то проклятое Богом. Это нормальное место, где живет человек, созданный Богом, благословленный Им: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт. 1, 28). Это земля, где мы должны умножать таланты, вверенные нам. Это наше Отечество, которое мы любим и которому служим. Мы должны делать все от нас зависящее, и чем ближе приход в мир «человека беззакония», тем больше наша ответственность. Но при этом необходимо трезвенно видеть всю перспективу. Одно дело создать теоретическую модель общества, где царствуют правда, порядок и мир, заповеданные творению, предназначенные для нашего земного существования, — то, без чего не может обойтись наша временная жизнь. Ничто как православная монархия не может содействовать созданию и сохранению этих ценностей. Но после этого следует тотчас же добавить, что не сюда должен быть направлен наш духовный взор, или, если угодно, идеальный замысел, обозначающий цель, к которой должна устремляться наша деятельность. Если бы такой замысел был действительно осуществим, временная деятельность человека прямо соответствовала бы его возрастанию в вечном. Но вот то, что реально существует: мы имеем не только доброе естество, которое восхотел даровать нам благой Творец, — в истории и в жизни постоянно обнаруживает себя наше падшее естество, ослабленное и искаженное грехом.
Среди как будто самых благоприятных обстоятельств мы видим повсюду неистребимое и многообразное присутствие греха и зла. Только на краткие мгновения траектория человеческой деятельности становится единой с идеальным путем, ведущим к Богу. Человек постоянно уступает своим страстям, и даже во граде справедливости покоряется прежде всего воле власти. Мир, как правило, — торжество силы, а то, что именуется порядком, основано не на согласии и любви, и этот порядок — не более чем «упорядоченный беспорядок». Каждое благо и каждую ценность этой земли, именуются ли они родиной, искусством или наукой, даже если они устремлены к высшей цели, следует воспринимать как промежуточную цель, как ступени восхождения к Богу, как то, через что человек достигает высшего блага. Увы, в наших руках эти блага, эти ценности нередко разрушаются в самой своей сущности, превращаясь в чудовищные карикатуры.
Здесь не следует сразу же говорить о пессимизме историков-атеистов, выносящих приговор всякой политической системе, в особенности православной монархии. Они констатируют повсюду торжество греха, зла, решительно побеждающего силы добра: православная монархия для них в обозреваемом периоде истории, с точки зрения провозглашаемого ею идеала, — только насмешка над ним. Сознавая слепоту этих историков, там, где они добросовестно заблуждаются, не видя главной — светлой стороны жизни, мы, христиане, не можем не признавать их частичной правоты. В коллективной истории мы находим тот же горький опыт поражения, что и в личной жизни в нравственном плане: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7, 19). То что было в начале прекрасной мечтой, благородным предприятием, по мере того как теоретический его образ уточнялся, все более вызывало разочарование. Все яснее обнаруживался разрыв между тем, чем люди хотели бы быть, и тем, чем они остаются и фактически становятся. Наступает день, когда это расстояние становится слишком большим, и перед нами разверзается бездна.
Но всякое поражение во временной жизни, каким бы оно ни было, не должно приводить нас в отчаяние, как это бывает с не знающими Бога людьми, когда они видят, что все их возможности исчерпаны. Ибо наша надежда устремляется дальше и выше. Да, все земное приговорено к исчезновению, и зло возрастает. Но Бог никогда не обещал нам, что мы будем непременно успешными в земных делах. Вот почему православное богословие — снова и снова будем повторять эту мысль — отвергает как иллюзию надежду тысячелетнего царства, царства праведников со Христом на этой подчинившейся злу и смерти земле и во временной истории. Скорее мы должны ждать противоположного. Мы знаем, как судит Бог лжепророков, вдохновляемых подобным воображением. «Пусть никто, — говорит блаженный Августин, — не обещает того, чего не обещает Евангелие. Наше Священное Писание не возвещает в веке сем ничего, кроме испытаний и мук, несчастий, страданий и искушений» (толкование на псалом 39).
Но мы узнали, что подлинная история — та, которая имеет смысл, — не завершается в обозримом пространстве времени, «ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13, 14). После Первой мировой войны, а также после Второй, люди в большинстве своем хотели надеяться, что это страшное явление навсегда уйдет из человеческой истории. Хотя удобная и наивная вера многих в идущий по прямой линии прогресс рассеялась навсегда как иллюзия. Революция 1917 года в России и ее конвульсии — гражданская война, голод, концлагеря, безжалостное уничтожение миллионов людей, а на Западе ни с чем не сравнимый кошмар нацистской Германии, когда великие культурные народы уступили небывалому коллективному безумию, — говорят сами за себя. Мир, который был достигнут — чем дальше, тем это становится очевидней, — лишь передышка, достигаемая равновесием страха и взаимных угроз атомной или химической смерти, время от времени нависающей над всеми. И мы помним слово Писания: «Когда будут говорить: “мир и безопасность”, тогда внезапно постигнет их пагуба, и не избегнут» (1 Фес. 5, 3).
Где найти смысл в этом идеологическом Вавилоне, который представляет собой сегодняшний мир? После разрушения православной монархии никогда и нигде тирания не была столь жестокой, как в тех странах, где люди верили, что они осуществляют судьбу человечества. Но для нас, христиан, необходимо прежде всего задавать себе вопрос: вера, которую мы исповедуем в служении Откровению, — просвещает ли она нас пониманием тайны?
В адрес православных христиан нередко звучат обвинения в алармизме, в апокалиптическом восприятии всего происходящего, в сгущении красок. Но поскольку участие каждого человека в земной истории, по крайней мере, видимое, находит свой конец в час смерти, очень важно для нас не допустить, чтобы искажение христианского идеала в мире сопровождалось атрофией апокалиптической надежды. Конец света, как обычно это называют, — определение с разным значением. Ибо если верно, что «проходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 31), то, как говорят святые отцы, исчезает только его образ, форма, но не сущность. Чудесно преображенный, мир станет новым и лучшим — и это будет последним днем всеобщей истории. У многих же, увы, даже среди именующих себя христианами, этот день удерживается в сознании как образ катастрофы, исполненный отчаяния и страха. Как если бы этот день Второго Пришествия Господа не был для нас всепревосходящей надеждой, как если бы христиане не должны были жить в ожидании победоносного возвращения Христа, «избавляющего нас от грядущего гнева» (1 Фес. 1, 10), как если бы Священное Писание не заканчивалось словами: «Ей, гряди, Господи Иисусе» (Откр. 22, 20). Но есть у великих катастроф исключительные преимущества, когда кровь невинно убиенных и кровь мучеников вопиет к небу: «Доколе, Владыка Святый и Истинный?» (Откр. 6, 10). И здесь ответ на вопрос о смысле истории.
Смысл истории — глубокое испытание веры. Прогресс в христианстве — не линейный и не горизонтальный, он — вертикальный. Он измеряется вечностью, не продолжительностью времен. Христианство всегда требует от нас решительного и полного обращения. «Покайтесь!» — первое слово проповеди святого Иоанна Предтечи (Мф. 3, 2) и Самого Спасителя (Мф. 4, 17), а также апостола Петра в день Пятидесятницы (Деян. 2, 38). Это то, что требуется от нас сегодня не только в личном плане, но и в подлинном видении решающих событий истории. И столь же важно другое ключевое слово, непрестанно звучащее в Евангелии: «Не бойтесь!» — уверенность, что среди самого беспросветного мрака всегда есть решение, и что здесь источник ничем не омрачаемой радости. Увы, чаще о христианстве говорят, желая возвеличить или унизить его с точки зрения чисто земной, — содействует ли оно внешнему процветанию или, наоборот, ведет к упадку. Чтобы познать подлинную человеческую историю в ее целостности, в ее полноте или хотя бы в какой-то ее период, надо быть Богом — Тем, «Кто был, Кто есть и Кто грядет» (Откр. 1, 4). Или надо быть божественным — тем, кто по дару Христа, как святой царь-страстотерпец Николай, знает, куда мы идем.
— Судя по всему, напрашивается вывод, что Вы резко отрицательно оцениваете эпоху Советского Союза. А как Вы относитесь к эпохе сегодняшней России?
— Все не так однозначно. Известны достижения Советского Союза в области науки, культуры и техники. Первый, кто отправился в космос, — был советский человек. При советской власти у людей были основные социальные гарантии: доступное жилье, бесплатное здравоохранение и образование. Не было беспризорных детей и нищих пенсионеров, роющихся в помойках. Эти успехи невозможно отрицать. Но мы говорим сейчас о том, что главным образом определяет человека, еще раз повторим, как духовное и нравственное явление. В этом смысле коммунистическая эпоха была только одним из этапов раскрытия зла. Более того, можно сказать, что в Советском Союзе в последний его период жизнь начала постепенно входить в нормальное русло. Русский народ, благодаря тысячелетней христианской культуре, как выразился писатель Валентин Распутин, переварил отраву этой идеологии. Однако мало кто мог предвидеть, что наступит худшее.
Во время так называемой перестройки утвердился новый, непревзойденный по цинизму и жестокости обман, который вышел за рамки политики и приобрел всеохватывающее, мистическое значение. «По плодам их узнаете их». Слишком очевидным стало присутствие «отца лжи» и «человекоубийцы от начала» после этих событий.
— Но ведь самое главное, что произошло: Россия решительно освободилась от «коммунистического ига» в 1991 году. Разве этому нельзя не радоваться?
— Все гораздо сложнее. Что произошло в августе 1991 года политически? Был ли у России исторический шанс или его перехватили ее недруги, которые испугались ее возрождения и, как потревоженный муравейник, засуетились? Теперь стало понятным, что это был международный, искусно спланированный заговор, который давно исподволь готовился. Всю эту закулисную режиссуру мы до конца не узнаем, и не в ней суть. Суть в глобальном обмане, который коснулся абсолютно всех, потому что эксплуатировал чувства людей, настрадавшихся от ужасов коммунистической идеологии. В 1991 году оказались обмануты даже сами путчисты, которых втянули в эту инсценировку, как будто дав им возможность действовать, а на самом деле, чтобы показать перед всеми их тупость и неповоротливость, якобы исходящую от них угрозу «демократии» и личной свободе, всю бесчеловечность непопулярного, скомпрометировавшего себя за 70 лет режима. Все так устали от обмана советской власти, и расчет был как раз на это — именно когда человек так измотан, устал, можно поманить его похожими на правду обещаниями, что сейчас все будет замечательно. Разве уже не была сказана в эпоху так называемой гласности правда о революции, правда об убийстве царской семьи, историческая правда о декабристах, о Ленине, наконец развенчанном? Значит, и дальше они будут идти путем правды (и свободы). Среди тех, кто поверил в обман и поддержал его, были и люди достойные, которым не все равно, что будет с Россией, не так, как каким-нибудь торгашам. Когда началась «перестройка», академик А. Мигдал сказал: «Если и на этот раз обман, я умру». И он, действительно, умер от инфаркта в самом разгаре ее.
Все пошло, как по нарастающей. Людей пугали: «Вы хотите демократии или власти большевиков?» Наконец новые власти показали свое лицо, и все онемели. Они себя обнаружили: истинные необольшевики, вчерашние коммунисты. Чтобы захватить окончательно власть, которая обеспечивает перераспределение благ (не только материальных) в их пользу, они пошли на все.
В октябре 1993 года применили обычный большевистский метод, как Ленин в октябре 1917 года. Самое ужасное, что благодаря СМИ, большинство русского народа вообще не понимало, что происходит. И ныне — обреченно, с животным страхом, как бы готовые на заклание, живут миллионы людей. Слово «геноцид» как определение происходящего сегодня в России, все чаще звучит даже в американской и европейской печати. Более того, известный американский публицист Дэвид Саттер в цикле передач на радио «Свобода», давая подробную картину того, что представляет собой криминальный олигархический капитализм в России и как совершается нравственный и физический геноцид народа, считает этот процесс необратимым.
— Неужели действительно все так плохо?
— Во время так называемой перестройки под лозунгами о свободе, справедливости, «передела собственности» таился великий, хорошо продуманный обман. Чего стоит, например, так называемая «борьба с привилегиями», на гребне которой выплыли многие демократы-перестройщики! В то время как богатство одного нынешнего олигарха превышает богатства всей советской партноменклатуры вместе взятой. И, в конце концов, решающим аргументом обманщиков становится карательный аппарат. Это же мы увидели и у нас ― не только в годы ленинско-сталинских репрессий, но и при расстреле Парламента в 1993 году, 25-летие которого, между прочим, исполняется в этом октябре.
Кому теперь не ясно, что феномен «перестройки» далеко перешел границы государственных и экономических реформ бывших коммунистических стран! Все человечество вступило в совершенно новую эпоху. Это явление невозможно объяснить только рационально. Мы становимся свидетелями оруэллской мистики: под видом борьбы с очевидным для всех злом происходит новый виток «тайны беззакония».
— Но разве благодаря «революции» 1991 года, Россия не обрела самое главное, что нужно для человека, — свободу, то, что во всем мире называется «защитой прав человека»?
— Вспоминаются стихи талантливого русского поэта Владимира Соколова: «Я устал от двадцатого века, от его окровавленных рек. И не надо мне прав человека, я давно уже не человек».
Чем обернулись «права человека» в сегодняшней России? Правами гомосексуалистов, преступников, уголовников, правами ограбить всех и убить всех. Самые простые человеческие права — на жилплощадь, на старость, на труд и на отдых, на образование — уничтожены. Вся страна видела, как испугалась власть предложенного левой оппозицией референдума об обеспечении этих прав большинству людей, о сохранении в государственной собственности земли и стратегических отраслей экономики. Парламент послушно проголосовал как надо, совершив, по выражению одного журналиста из ультрадемократической прессы, государственный антиконституционный переворот. Даже ультрадемократическая пресса прекрасно понимает, что ни президент, ни конституция ни в коей мере не являются гарантами прав российских граждан. Мы не говорим уже о правах появившихся в те годы сотен тысяч беспризорных детей, о нашем праве защитить детей от духовного и нравственного уничтожения. О самом главном праве человека — защитить свое нравственное достоинство, получить от Бога благую весть спасения. Неужели только ложь, распад и порнография имеют право пропагандировать и навязывать СМИ, убивающие человека?
Две вещи должны стать очевидными для нас в этой ситуации. Во-первых, защитить себя от окончательного истребления может только сам народ. И во-вторых, не защитит никогда никого от насилия диавола никакая «Amnesty International», а только Церковь, только Сам Господь Бог. Только Церковь Христова защищает не одно право, но и долг человека познавать истину и возвещать ее другим, потому что человек настолько человек, насколько он причастен истине, добру и Самому Христу Богу.
— Какова Ваша позиция касательно останков семьи Николая II?
— Снова с исключительной остротой возникла в Церкви тема идентификации останков царственных страстотерпцев. И снова мнения разделяются. Новая Патриаршая комиссия по изучению результатов экспертизы, в состав которой входит много известных ученых-криминалистов, все более убеждается в подлинности останков. Их оппоненты, в основном из числа «ревнителей не по разуму», не соглашаются с ними. В качестве основного аргумента они заявляют о своем недоверии к тем, кого они считают духовными наследниками екатеринбургского злодеяния. Может быть, новой комиссии не следует настаивать на своем во избежание ненужного разделения Церкви? Слава Богу, святые страстотерпцы прославлены, и мы все можем молиться им. У нас есть их иконы, некоторые из них — даже чудотворные.
Определение, являются ли эти останки подлинными — совсем не второстепенный вопрос. Святая Церковь свидетельствует, каким дивным чудом могут быть мощи умершего человека, мощи святого. Через них действует сила Христова Воскресения. Поколения русских людей в течение веков воспитывались на благоговейном почитании мощей святых, всегда связанном с рассказами о подвигах святых подвижников и мучеников. Жития святых и святыни были основанием народной нравственности и культуры. И одной из характерных особенностей русского православия всегда было паломничество к святым местам. Эти традиции живы и доныне. А когда мощи святых, таких, как, например, мученики Антоний, Иоанн и Евстафий Виленские или святой Феодосий Тотемский, или Иоасаф Белгородский были выставлены после революции в московских музеях, многие верующие приходили, чтобы поклониться им, а некоторые священники даже совершали перед ними молебны.
— Почему же такое недоверие некоторых православных к подлинности обнаруженных останков царственных мучеников?
— Мы знаем, что происходило при вскрытии святых мощей советской властью по всей нашей стране с октября 1918 г. по апрель 1922 г. После революции в течение трех лет были вскрыты, а вслед за этим часто конфискованы драгоценные останки целого ряда великих святых, которых знала русская земля. Известны случаи, когда красноармейцы вскрывали мощи святых и уничтожали их. И вместо них, чтобы дискредитировать Церковь в глазах народа, выставлялись восковые куклы на обозрение всем. В некоторых монастырях, зная об этих кощунствах, прятали мощи, подменяя их, чтобы спасти от поругания. Такие меры если не позволяли защитить верующих от глумления безбожников, то, по крайней мере, позволяли им не давать святыню псам. Большевикам надо было посеять сомнение в народе, соблазнить всех. Смотрите, мол, вот эксплуататоры народной доверчивости с целью наживы, которых надо убивать.
Неудивительно поэтому, что в 90-е годы прошлого века, когда екатеринбургские останки были объявлены принадлежащими царской семье и захоронены в Петропавловском соборе, многие православные христиане не согласились признать эти останки святыми мощами, считая, что наследники прежних разорителей святынь пытаются совершить тот же обман. Разве их отношение к Церкви не отмечено отсутствием чувства святого, презрения к народному благочестию? Кто тогда, после революции, были инициаторами кампании, на каком уровне — народный комиссариат по делам юстиции, 8-е отделение которого было специально создано для ликвидации, как это официально называлось, аппарата Церкви. ЧК или Совет народных комиссаров. Ни одно важное решение не могло быть принято без санкции членов Политбюро во главе с Лениным. Кроме того, организация этой кампании по всей стране требовала тесного сотрудничества ЧК и Красной Армии. Одновременно со вскрытием святых мощей происходило создание так называемой «живой церкви», конфискация церковного имущества с грандиозным проектом гонения на Церковь, план которого тщательно разрабатывался в узком кругу большевистского руководства. Они намеревались в этом тотальном гонении на Церковь в конце концов разрушить ее до основания, поставив всех верующих перед выбором между отступничеством или мученичеством. Целью вскрытия святых мощей было подготовить все это, доказать, что никаких нетленных мощей как таковых не существует, и тем самым нанести глубокую рану вере народа. Замысел сатаны, исполнителем которого являлся режим, был лишить православный народ источника избыточествующей благодати, связи его с его святыми как раз в то время, когда он более всего в этом нуждался — во времена великих скорбей и испытаний. Таковы понятные нам рассуждения.
И вот о чем мы не должны забывать. Прежде чем начать кампанию вскрытия святых мощей, безбожная власть составила некий типологический список святых, останки которых следует конфисковать. Среди них были святые общенародного почитания, такие, как преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский, святые пустынники — преподобный Павел Обнорский, преподобный Александр Свирский, святые жены — Феврония Муромская, Евфросиния Полоцкая, святые мученики Евфимий, Игнатий и Акакий Афонские, святитель Тихон Задонский. Святой отрок Артемий Веркольский, святые страстотерпцы, такие, как князь Михаил Тверской. Одним словом, в замысле диавола было нанести удар сразу по всем проявлениям святости. Только оттого что тогда была гражданская война, твердое сопротивление монахов и простых верующих не дало осуществить этот план до конца. Точно так же святые царственные страстотерпцы имеют исключительное значение для Церкви. Они — в центре бесчисленного сонма новых мучеников и исповедников Церкви Русской, всей святости 20 века. И вопрос об их святых мощах столь важен для нас.
Многие в церковном народе восприняли захоронение останков в 1997 году, инициированное правительственной комиссией во главе с Немцовым, как политическую акцию. Даже если первоначально это были подлинные останки, кто может дать гарантию, что люди, столь неоднозначно относящиеся к Церкви, не подменят их на каком-нибудь этапе? У многих было впечатление, что главное для устроителей этого захоронения — создать атмосферу двусмысленности. Если в сознании верующих это ненастоящие мощи, то психологически что происходит? И Царь как бы ненастоящий, и православная монархия ненастоящая. А если эти мощи настоящие, все равно, смотрите, как мало народа идет. Мало, потому что православный народ в большей своей части подозрительно относится к тому, что там представлено. Создавая видимость восстановления исторической справедливости, эти люди пытались воспрепятствовать прославлению царя или, если оно все-таки состоится, сделать его чисто декоративным. Раньше враги Церкви старались уничтожить святыню физически, чтобы ее просто не было, а теперь главная их забота о том, чтобы соль потеряла свою силу.
Святитель Иоанн Златоуст говорит, что нагие кости святых угодников дороже всех сокровищ мира. И мы можем сказать, что мощи святых царственных страстотерпцев могут оказаться дороже всего золота, всех алмазов, всех утраченных богатств России, опираясь на которые она надеялась возродиться.
Начало поисков царских останков — 1976 год. В те годы повышенный интерес к гибели Романовых вызывал подозрение властей. Но Щелоков покровительствовал Рябову. Щелоков сам втайне почитал царскую семью. Об этом свидетельствует его дочь. По письму Щелокова Рябов получил в Свердловске план — карту города и его окрестностей и допуск к секретным архивам, в частности, к знаменитой записке одного из главных убийц царя — Юровского. Обо всем этом есть книга и фильм самого Рябова «Как это было».
Поиски останков требовали огромного труда. Как вспоминает дочь Щелокова Ирина: «Гелий сошел с ума! Он привез череп Николая II в Москву и просит провести экспертизу… Он плохо понимает, что делает. Если об этом узнают — ему головы не сносить». Действительно, его работа была связана с огромным риском. Неслучайно власти стерли с лица земли дом Ипатьева, чтобы не осталось никакого следа о царе-мученике. О каких амбициях, каком выставлении себя могла идти речь, когда советская власть нерушимо и прочно утверждала свою силу, и как говорил тогда Генри Киссенджер, «она будет так же прочно стоять не менее века». Какому безумцу могло придти тогда в голову идти наперекор всему с явным риском для жизни? В этом свете обвинение Рябова в том, что его публикация в журнале «Родина» о царских останках — провокация с намерением совершить подлог — более чем несостоятельна.
Я лично видел останки царской семьи. Гелий Трофимович посвятил меня в эту тайну. К тому времени он стал глубоко верующим человеком. Хранить останки у себя дома было опасно, и 7 июня 1980 года все найденное было возвращено на прежнее место и захоронено. Только в начале 1990-х годов было вскрыто захоронение, произведена экспертиза. Останки, как известно, погребли в Петропавловском соборе в 1998 году.
Могу еще добавить, что летом 2018 года, после продолжительной и обстоятельной работы, у патриарха состоялось совещание известных ученых-криминалистов, связанных с крупнейшими международными центрами. На совещании присутствовало несколько архиереев, доклады длились в течение многих часов. Вывод был один: царские останки практически не могли быть полностью уничтожены, и они — подлинны. Между прочим, это подтверждал и анализ ДНК крови цесаревича на его рубашке, доныне хранящейся в Японии. Мне было радостно слышать, что это было то же заключение, к которому пришел в свое время Рябов.
— В год столетия убиения Царской семьи в России вышел скандальный фильм «Матильда» о якобы имевшем место любовном романе будущего императора с балериной Ксешинской. Православная общественность с возмущением протестовала против его показа. Что Вы можете сказать об этом фильме?
— В «послеперестроечные» годы на телевидении часто стали показывать передачи «из жизни русских Царей». Чем это объяснить? Это была кампания по дискредитации русской истории. И естественно, русских Царей. Целые сериалы посвящались якобы интимной жизни династии Романовых. В уста Царей вкладывались пошлейшие тексты. Еще подлее были так называемые «документальные» серии из русской истории Сванидзе, откровенно клеветнические, где лживо подбирались кадры непонятно откуда взятой кинохроники вперемешку с кадрами из «художественных фильмов», направленных на опорочивание всей русской государственности, особенно последнего святого Царя-страстотерпца. Царя представляли «слабым, глупым» и т.д., при этом возвеличивали таких деятелей, как Витте, цитируя его слова о том, что «Россия должна перестать претендовать на роль империи, а стать обычным скромным государством». То, чего желали большевики и прочие «интернационалисты».
В передаче «Тем временем» был рассказ о выставке в Петербурге, посвященной Распутину. Передача явно преследовала только одну цель: показать крупным планом карикатуры на Государя и Государыню. Мы знаем, как в предреволюционные годы большевики распространяли грязную клевету на Царский дом, используя фигуру Распутина как главный козырь.
Также шли бесконечные сериалы типа «Любовь Императора», «Бедная Настя», где можно было подумать, что действие происходит не во дворце, а в публичном доме. Нечто запредельное, оскорбляющее память русских Царей, беззащитных перед безнаказанной клеветой.
Лжи нет конца и края. Кому непонятно, что связь с историей — жизненно важная ценность. Мы знаем, как история может быть оружием лжи на уровне государственной политики. Как выразился один из современных идеологов: «Важно, чтобы история писалась нами, потому что кто пишет историю, тот контролирует настоящее». И господство над массовым сознанием они основывают на разрушении исторической памяти народа.
Кому непонятно, что дискредитация святого Царя-страстотерпца — это попытка дискредитации Церкви, его прославившей. Не прекращается хорошо организованная война против нашего народа.
— Подводя итоги нашей беседы, можно сделать вывод, что Вы придаете огромное значение Русской Православной Церкви в истории Российского государства.
— С самого начала крещения Руси в 988 году равноапостольным великим князем Владимиром Русская Православная Церковь заботилась о духовном и нравственном просвещении пребывающего во тьме языческих суеверий народа. В течение всей истории Русского государства многие, если не все его победы в различных катаклизмах и войнах связаны с Церковью. Достаточно упомянуть о благодатном участии Церкви в противостоянии татаро-монгольскому, польско-литовскому, наполеоновскому, гитлеровскому нашествию. Но самое главное — Церковь всегда созидала духовное и нравственное устроение народа на христианских началах. Особенно эта роль ее возросла с появлением православной монархии.
Почему с нашей точки зрения православная монархия является, насколько это возможно в мире, лежащем во зле, идеальным государственным устройством? Во-первых, потому что власть православного монарха строится на духовных и нравственных принципах христианства. Во-вторых, потому что православный монарх как помазанник Божий имеет благодатную помощь свыше для осуществления своего служения. Оно заключается в хранении Церкви от внешних угроз и обеспечении нравственных условий для прихода как можно большему числу людей к Церкви и Богу.
— Вы верите, что военные победы и успехи в земном строительстве могут достигаться с помощью Православной Церкви?
— Церковь постоянно говорит, что ее целью не является улучшение нашей земной жизни. Но она влияет на состояние нравов. Верующий человек, как и атеист, может совершать добрые дела. Разумеется, христианин, не стремящийся делать добро, перестает быть христианином. Но вера существует не для того, чтобы мы могли забыть о своей духовной цели и заняться исключительно земными делами. Христианство оказывает влияние на жизнь человечества, оставаясь самим собой. Оно всегда остается там, где его начало, — там, где Христос Бог. Потому оно может сделать невозможным рабство, преобразить отношения мужа и жены в семье, содействовать общению разных народов. Религиозный план и временный план не настолько разъединены, чтобы один не действовал на другой. И хотя существует четкое различие между духовным и временным, верно также, что ничто не может быть вне власти Бога.
— Значит жизнь государства и народа благодаря Церкви могут совершенно преобразиться, стать реально духовными?
— Наша цель, как говорил философ Владимир Соловьев, — не создание на земле рая, а недопущение на ней ада. Это влияние христианства на жизнь человечества не заключается в его полном земном преображении. Такое преображение — миф. Деятельность человека совершается внутри определенных объективных условий, против которых он совершенно бессилен. В этом одна из причин, хотя не главная, крушения коммунистической системы. Допустим, пролетарская революция смогла бы сделать так, чтобы распределение продуктов производства стало другим. Но она не могла бы ничего сделать, чтобы изменились сами условия производства, поскольку это связано с научным развитием, которое остается одинаковым при социалистической или капиталистической, или какой угодно системе. Но что возможно, так это внутри данных условий сделать более человеческими социальные отношения.
Мы говорим об этом, чтобы напомнить несомненный факт, что некоторые человеческие ценности, которые сами по себе не являются христианскими, могут достигнуть своего расцвета только в христианской атмосфере, и которые, как мы знаем, увядают, когда христианство исчезает. Там, где христианства больше нет, человек не только перестает быть христианином. Он становится менее человеком. Кажущиеся подлинными ценности существуют и в нехристианских культурах — в особенности, когда они затемняют эсхатологический, устремленный по самой своей сути к вечности, характер христианства. «Кто не собирает со Мной, тот расточает», — говорит Христос. Усилия христианской культуры, ее каждодневное сражение в защиту человека от фатальной приговоренности его к исчезновению — всегда было и не может до скончания мира не продолжаться в христианстве. Это сражение преследует по существу иную цель, но оно всегда было и продолжает быть наиболее действенным. Однако может ли историческая роль Церкви ограничиваться этим?
— Да, по отношению к идеалу христианской цивилизации и культуры, которые православная монархия хотела осуществить. Но будем справедливы, это следует измерять только согласно человеческим меркам. Ибо все человеческие дела и среди них устроение жизни государства и общества на христианских началах в конечном счете с неизбежностью обречены на поражение. Никогда не существует совершенного успеха в рамках земной истории. В искушении осуществить христианский идеал здесь и сейчас, на земле и во временной истории, всегда присутствует тень Вавилонской башни. Как если бы судьба человечества могла завершиться на этой отпавшей от Бога земле, как если бы его история могла найти свою цель и свой смысл во временном. Всякий земной град, и даже православная монархия, — непрочное соединение Иерусалима и Вавилона, Града Божия и града зла. Часто соблазняются словами блаженного Августина о «земном граде», и делают из этих слов неправильные выводы. Ясно, что взятый по существу «земной град», временный град, не есть что-то проклятое Богом. Это нормальное место, где живет человек, созданный Богом, благословленным Им: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт. 1, 28). Это земля, где мы должны умножать таланты, вверенные нам. Одно дело создать теоретическую модель общества, где царствуют правда, порядок и мир, заповеданные творению, предназначенные для нашего земного существования, — то, без чего не может обойтись наша временная жизнь. Ничто как православная монархия не может содействовать созданию и сохранению этих ценностей. Но после этого следует тотчас же добавить, что не сюда должен быть направлен наш духовный взор, или, если угодно, идеальный замысел, обозначающий цель, к которой должна устремляться наша деятельность. Если бы такой замысел был действительно осуществим, временная деятельность человека прямо соответствовала бы его возрастанию в вечном. Но вот то, что реально существует: мы имеем не только доброе естество, которое восхотел даровать нам благой Творец, в истории и в жизни постоянно обнаруживает себя наше падшее естество, ослабленное и искаженное грехом.
Среди как будто самых благоприятных обстоятельств мы видим повсюду неистребимое и многообразное присутствие греха и зла. Только на краткие мгновения траектория человеческой деятельности становится единой с идеальным путем, ведущим к Богу. Человек постоянно уступает своим страстям, и даже во граде справедливости покоряется прежде всего воле власти. Мир, как правило, — торжество силы, а то, что именуется порядком, основано не на согласии и любви, и этот порядок — не более чем «упорядоченный беспорядок». Каждое благо и каждую ценность этой земли, именуются ли они родиной, искусством или наукой, даже если они устремлены к высшей цели, следует воспринимать как промежуточную цель, как ступени восхождения к Богу, как то, через что человек достигает высшего блага. Увы, в наших руках эти блага, эти ценности нередко разрушаются в самой своей сущности, превращаясь в чудовищные карикатуры. Здесь не следует сразу же говорить о пессимизме историков-атеистов, выносящих приговор всякой политической системе, в особенности православной монархии. Они констатируют повсюду торжество греха, зла, решительно побеждающего силы добра: православная монархия для них в обозреваемом периоде истории, с точки зрения провозглашаемого ею идеала, — только насмешка над ним. Сознавая слепоту этих историков, там, где они добросовестно заблуждаются, не видя главной — светлой стороны жизни, мы, христиане, не можем не признавать их частичной правоты. В коллективной истории мы находим тот же горький опыт поражения, что и в личной жизни в нравственном плане: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7, 19). То что было в начале прекрасной мечтой, благородным предприятием, по мере того как теоретический его образ уточнялся, все более вызывало разочарование. Все яснее обнаруживался разрыв между тем, чем люди хотели бы быть, и тем, чем они остаются и фактически становятся. Наступает день, когда это расстояние становится слишком большим, и перед нами разверзается бездна.
Но всякое поражение во временной жизни, каким бы оно ни было, не должно приводить нас в отчаяние, как это бывает с не знающими Бога людьми, когда они видят, что все их возможности исчерпаны. Ибо наша надежда устремляется дальше и выше. Да, все земное приговорено к исчезновению, и зло возрастает. Но Бог никогда не обещал нам, что мы будем непременно успешными в земных делах. Вот почему православное богословие — снова и снова будем повторять эту мысль — отвергает как иллюзию надежду тысячелетнего царства, царства праведников со Христом на этой подчинившейся злу и смерти земле и во временной истории. Скорее мы должны ждать противоположного. Мы знаем, как судит Бог лжепророков, вдохновляемых подобным воображением. «Пусть никто, — говорит блаженный Августин, — не обещает того, чего не обещает Евангелие. Наше Священное Писание не возвещает в веке сем ничего, кроме испытаний и мук, несчастий, страданий и искушений» (Толкование на псалом 39).
Но мы узнали, что подлинная история — та, которая имеет смысл, — не завершается в обозримом пространстве времени, «ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13, 14). После Первой мировой войны, а также после Второй, люди в большинстве своем хотели надеяться, что это страшное явление навсегда уйдет из человеческой истории. Хотя удобная и наивная вера многих в идущий по прямой линии прогресс рассеялась навсегда как иллюзия. Революция 1917 года в России и ее конвульсии — гражданская война, голод, концлагеря, безжалостное уничтожение миллионов людей, а на Западе ни с чем не сравнимый кошмар нацистской Германии, когда великие культурные народы уступили небывалому коллективному безумию, — говорят сами за себя. Мир, который был достигнут — чем дальше, тем это становится очевидней, — лишь передышка, достигаемая равновесием страха и взаимных угроз атомной или химической смерти, время от времени нависающей над всеми. И мы помним слово Писания: «Когда будут говорить: “мир и безопасность”, тогда внезапно постигнет их пагуба, и не избегнут» (1 Фес. 5, 3). Где найти ответ в этом идеологическом Вавилоне, который представляет собой сегодняшний мир? После разрушения православной монархии никогда и нигде тирания не была столь жестокой, как в тех странах, где люди верили, что они осуществляют судьбу человечества. Но для нас, христиан, необходимо, прежде всего, задавать себе вопрос: вера, которую мы исповедуем в служении Откровению, — просвещает ли она нас пониманием тайны?
В адрес православных христиан нередко звучат обвинения в алармизме, в апокалиптическом восприятии всего происходящего, в сгущении красок. Но поскольку участие каждого человека в земной истории, по крайней мере, видимое, находит свой конец в час смерти, очень важно для нас не допустить, чтобы искажение христианского идеала в мире сопровождалось атрофией апокалиптической надежды. Конец света, как обычно это называют, — определение с разным значением. Ибо если верно, что «проходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 31), то, как говорят святые отцы, исчезает только его образ, форма, но не сущность. Чудесно преображенный, мир станет новым и лучшим — и это будет последним днем всеобщей истории. У многих же, увы, даже среди именующих себя христианами, этот день удерживается в сознании как образ катастрофы, исполненный отчаяния и страха. Как если бы этот день Второго Пришествия Господа не должен быть для нас всепревосходящей надеждой, как если бы христиане не должны были жить в ожидании победоносного возвращения Христа, «избавляющего нас от грядущего гнева» (1 Фес. 1, 10), как если бы Священное Писание не заканчивалось словами: «Ей, гряди, Господи Иисусе» (Откр. 22, 20). Но есть у великих катастроф исключительные преимущества, когда кровь невинно убиенных и кровь мучеников вопиет к небу: «Доколе, Владыка Святый и Истинный?» (Откр. 6, 10). И здесь ответ на вопрос о смысле истории.
Смысл истории — глубокое испытание веры. Прогресс в христианстве — не линейный и не горизонтальный, он — вертикальный. Он измеряется вечностью, не продолжительностью времен. Христианство всегда требует от нас решительного и полного обращения. «Покайтесь!» — первое слово проповеди святого Иоанна Предтечи (Мф. 3, 2) и Самого Спасителя (Мф. 4, 17), а также апостола Петра в день Пятидесятницы (Деян. 2, 38). Это то, что требуется от нас сегодня не только в личном плане, но и в подлинном видении решающих событий истории. И столь же важно другое ключевое слово, непрестанно звучащее в Евангелии: «Не бойтесь!» — уверенность, что среди самого беспросветного мрака всегда есть решение, и что здесь источник ничем не омрачаемой радости. Увы, чаще о христианстве говорят, желая возвеличить или унизить его с точки зрения чисто земной, — содействует ли оно внешнему процветанию или, наоборот, ведет к упадку. Чтобы познать подлинную человеческую историю в ее целостности, в ее полноте или хотя бы в какой-то ее период, надо быть Богом — Тем, «Кто был, Кто есть и Кто грядет» (Откр. 1, 4). Или надо быть божественным — тем, кто по дару Христа знает, куда мы идем.
— Как-то я давал интервью о Церкви в сегодняшнем мире корреспонденту газеты «New York Times». И он задал мне буквально такой же вопрос. Сейчас действительно открываются новые храмы и монастыри, но одновременно, невозможно об этом не сказать, в обществе идет беспрецедентная война против того, что проповедует Церковь, против заповедей Божиих. В течение уже многих лет совершается искажение, удушение, рассечение сознания человека, подавляются критерии добра и зла, которые служили нравственным ориентиром для предшествующих поколений.
Чтобы не быть заподозренным в предвзятости, я сослался в этом интервью на цикл передач одного известного американского публициста на радио «Свобода», где он дает подробную картину того, что представляет собой криминальный олигархический капитализм в России и как совершается нравственный и физический геноцид народа, который, как он говорит, становится необратимым. Я хотел бы подчеркнуть: именно в такое время, когда все отнято у народа, выступают недоброжелаели Церкви с кощунствами против его святынь. Отнять у народа святое святых — значит не оставить для него ничего святого.
— Но ведь трудности не могут являться абсолютным препятствием для осуществления миссии Церкви? Что же конкретно в этой ситуации она должна делать и делает?
— Если мы серьезно собираемся трудиться для осуществления христианской государственности, проповедуя ее среди народа, мы должны прежде позаботиться о том, чтобы нравственная и духовная деятельность Церкви проникала как можно в более широкие слои общества. Мы не сможем достигнуть этого, уподобляясь тем, кого мы хотим просветить, — это более чем ошибка. Евангелие — вот что абсолютно противоположно миру, и даже самые лучшие порывы и самые вдохновенные достижения человечества без Бога, как бы они ни были привлекательны, не дают нам забыть, что центр нашей жизни другой. Все, что ни есть в мире, — только некий этап исхода. Вот что мы не должны никогда забывать.
Но именно этого не может простить нам неверующий мир. Он с удовольствием напомнит нам слова Самого Христа о том, что кесарево мы должны отдавать кесарю, стараясь ограничить нашу заботу о мире только материальной, или психотерапевтической помощью. В мире, ослепленном собой, христиане — глас вопиющего в пустыне о том, что приблизилось Царство Небесное. Как только мы теряем это отличие от мира, все дороги становятся одинаково хороши и бессмысленны. Чем больше мы сливаемся с миром, тем бесполезнее становимся ему.
— Что Вы можете сказать более конкретно о служении Церкви в новых современных условиях? Как Церковь вынуждена адаптироваться к ним?
— Глубокая эволюция современной «ментальности» не может не отразиться в Церкви. Вместо того чтобы закрывать глаза на происходящее вокруг нас, мы должны прежде всего откровенно сказать: то, что мы видим, — распад и ускорение распада. «Культурная революция» в мире торжествует в области не только культуры, но и нравов. Так называемая «перестройка» в нашей стране, начавшаяся сюрреалистическим слоганом «все, что не запрещено, разрешено» (Горбачев), быстро перешла к призыву «запрещено запрещать», к систематическому отвержению всех «табу». Церковь с ее иерархической структурой и единоначалием, с ее неизменным, претендующим на абсолютную истину нравственным и духовным учением в эпоху торжества плюрализма и демократии становится некоей антимоделью в обществе. Своим консерватизмом она лишает свободы и ожесточает сердца своими запретами. Мир старается найти в Церкви своих адептов, которые требовали бы в ней «свободу богословских исследований» и представили бы христианское благовестие в терминах, согласных с современными идеями. Это попытка, как мы видим в некоторых западных обществах создания веры в Бога без Бога. Необходимо отменить понятие «религия», направляющее в потусторонний мир, которого не существует. Только в мире, и прежде всего в себе, христианин может найти Бога, говорят они.
Что должна делать Церковь в этих условиях? Во-первых, все инициативы, исходящие от «передовых» клириков или неких «групп мирян», должны быть под контролем Церкви. И, во-вторых, мы должны помнить слова, сказанные одним исповедником в годы гонений: «Нет в святой Церкви более великого сокровища, чем святой священник».
— Что вы можете сказать о роли России в мире?
— Россия — это не только огромнейшая по территории страна. Вы, может быть, помните, что писал о ее возможном будущем Достоевский. Но я как священник естественно хочу обратиться к свидетельству наших русских святых. В 1871 году великий старец Оптинский преподобный Амвросий дал свое истолкование одного знаменательного эсхатологического сновидения. Сущность этого сновидения, или откровения, была выражена словами уже почившего, ныне прославленного Церковью митрополита Филарета Московского: «Рим, Троя, Египет, Россия, Библия». Главный смысл толкования этих слов сводится к тому, что здесь показана кратчайшая история мира с точки зрения истинной Церкви Христовой: Рим с первоверховными апостолами Петром и Павлом; Троя, то есть Малая Азия с семью малоазийскими Церквами святого Иоанна Богослова и Константинополем святого Андрея Первозванного; Египет с отцами-пустынниками. Четыре страны: Рим, Троя, Египет и Россия символизируют эту Церковь. После расцвета жизни во Христе и падения первых трех показана Россия, после России иной страны не будет. И преподобный Амвросий пишет: «Если и в России ради презрения Заповедей Божиих и ради ослабления правил и постановлений Православной Церкви, и ради других причин оскудеет благочестие, тогда уже неминуемо должно последовать конечное исполнение того, что сказано в конце Библии, то есть в Апокалипсисе святого Иоанна Богослова». Предреченное преподобным Амвросием Оптинским о России вскоре исполнилось и продолжает исполняться на наших глазах.
— А каковы взаимоотношения сегодня между Русской Православной Церковью и другими религиями в мире?
— Всякая религия, претендующая на серьезность, призвана хранить человечество от самых главных угроз. Еще раз напомним, если в эпоху торжества коммунистической идеологии главная опасность в уничтожении человеческой личности заключалась в растворении ее в безличном коллективизме, то на нынешнем этапе истории — в утверждении «греха как нормы», потому что человек — настолько человек, насколько он причастен добру и высшей правде. Теперь стоит не столько вопрос, существует ли Бог, сколько вопрос, существует ли человек как духовно-нравственное явление.
Общая духовно-нравственная атмосфера в мире становится все хуже. Зло все более возрастает. Христиане знают эту диалектику развития свободного творения: плевелы, не только пшеница, должны созреть до конца, прежде чем наступит жатва. Зло становится все более открытым, потому что сознает свою силу и безнаказанность. Все более организованным — фашизм и коммунизм и в этом смысле были только репетициями. Благодаря современным технологиям, в одно мгновение оно может входить во все дома с любой ложью, с любым непотребством. Но самая главная опасность заключается в отсутствии адекватного сопротивления злу. В отсутствии адекватной реакции на зло, в привычке к нему. Философии «смерти Бога» и «смерти сатаны» были только констатацией того, что человечество начинает терять чувство подлинного добра и чувство зла. Сегодня уничтожение тысяч людей ракетным огнем демонстрируемое по телевидению, воспринимается слишком многими не более чем компьютерные игры. Поэтому естественно в этой все более сгущающейся атмосфере объединение против сегодняшнего зла всех православных, католиков, протестантов, а также мусульман и буддистов.
Пусть никто не строит на этот счет никаких иллюзий. Ни в России, ни в Европе, ни за океаном. Все нормальные люди, верующие и неверующие, во всем мире против этой опасности должны объединиться. Есть такая опасность, о которой незадолго до революции говорил русский святой, преподобный Амвросий Оптинский: «На одном конце деревни будут вешать, на другом будут говорить: до нас очередь не скоро дойдет». Еще раз напомним, как это было в России. Вначале надо было уничтожить духовенство, потом — дворянство, купечество, крестьянство. Потом устроители революции — переворота всех духовных и нравственных ценностей — стали истреблять друг друга. Вначале убивали православных, потом — католиков, мусульман, буддистов, раввинов, верующих и неверующих.