Слово на всенощном бдении праздника Пятидесятницы
Тайна Троицы для нас одновременно очень близка и очень далека. Начиная с нашего крещения, когда мы были погружены, можно сказать, с закрытыми глазами в любовь Отца и Сына и Святого Духа, не понимая, что это значит и для чего это нам дано. По мере того как проходили годы (даже если катехизисы прибавлялись к катехизисам и объяснения к объяснениям), тайна не становилась яснее для нашего сердца, слишком косного, чтобы веровать. Оказывается, требуется много времени, а иногда вся жизнь, чтобы углубилась и стала осознанной наша вера.
И это как бы естественно. Сам Христос предупреждал Своих апостолов, что имеет много еще им сказать, но теперь они не могут вместить. Среди этого «многого» была, несомненно, тайна Пресвятой Троицы. И мы тоже не можем понять, но тем не менее веруем в Отца и Сына и Святого Духа, Единого Бога в трех Лицах. Но мы понимаем в то же время, что эта богословская формула, совершенно отражающая истину, — то, чему мы научились в Церкви или от родителей, — недостаточна для нас и никогда не будет достаточной, чтобы проникнуть в тайну. Речь идет об определениях, без которых мы не можем обойтись, и которые, однако, недостаточны — о чисто внешнем обозначении тайны нашими ограниченными человеческими понятиями.
В самом деле, не благодаря тому, что мы овладеваем этими понятиями, как бы ни были они абсолютно точны (мы помним, как из-за одной буквы — омоусиус и омиусиус — единосущен или подобосущен Богу Отцу Христос, решалась судьба Церкви и нашего спасения), или лучше сказать, не благодаря одному истинному исповеданию веры открывается нам вся глубина тайны. Только по мере того как мы сами входим в эту тайну, жизнь Пресвятой Троицы может коснуться нас и повести в непостижимые бездны. Только тогда, когда мы будем каким-то образом восхищены, если Бог возблаговолит, — мы будем внутри этой тайны.
Пути приближения к этой тайне различные, потому что различны наши призвания. У каждого из нас есть свой особенный путь, чтобы войти в общение — в меру его смирения и чистоты — с Богом, в Котором каждая Ипостась неслитно и нераздельно связана с двумя другими. Как свидетельствует святой Григорий Богослов: «Когда я говорю об Отце, я тотчас начинаю думать о Сыне, и мысль моя одновременно устремляется к Духу Святому».
Может быть, по милости Божией, кому-то дано было узнать, что Бог — это Отец, со всей Его беспредельной любовью, а не безличный холодный Бог. Его любовь не оскудевает никогда, Он долготерпелив и многомилостив, Он ждет и прощает всех без исключения приходящих к Нему, как Отец в евангельской притче прощает своего блудного сына. Нет уже Бога отвлеченного, почти отсутствующего, — есть Бог, Который берет на Себя всю заботу о нас, и к Которому в минуты радости или предельного отчаяния каждый может придти просто и доверчиво как дитя к своему отцу.
И кто познал Отца, тому близок Сын. Точно так же как тому, кто познал Сына, дается ощутить близость Отца. Мы говорим, что Отец участвует в тайне Воплощения и нашего спасения во всем и до конца вместе с Сыном, исполняющим с совершенной любовью и доверием волю Отца. И история спасения такова, что Бог не восхотел иметь другого человеческого лица, кроме того, какое принял Сын Его Единородный. «Я и Отец одно», — говорит Христос. «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14, 9).
Сам Христос во время земной Своей жизни не открывает апостолам в полноте тайну Пресвятой Троицы. Последнее слово Он оставляет Духу Святому. «Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину» (Ин. 16, 13). В день Пятидесятницы Дух Святой начинает дело просвещения Церкви, и в день нашего крещения и миропомазания Он начинает это спасительное служение в сокровенных глубинах нашего сердца. Он не учит нас с помощью слов и определений. Он учит нас, как говорит апостол Иоанн Богослов, «внутренним помазанием» (1Ин. 2, 27), знанием, которое Он влагает в наши сердца и которое дает нам вкусить и увидеть, как благ Господь. И Символ веры наполняется для нас дыханием Божественной жизни.
Это служение Церкви Духа Святого — только начало. И всегда будет только началом. Мы никогда не сможем быть больше чем «муравьями лепечущими», как выразился преподобный Ефрем Сирин, когда говорим о вещах Божественных. Никакой человеческой жизни недостаточно, и сама вечность будет слишком мала, чтобы ввести нас в бездонные глубины тайны неизреченной Любви в трех Ипостасях. Мы, столь мало знающие о Боге, будем восходить нашим покаянием и нашей верностью Ему — от открытия к открытию. И нам будет дано постигнуть в сердце Пресвятой Троицы то, что «око не видело, ухо не слышало, и не всходило на сердце человека — то, что Бог уготовал любящим Его» (Кор. 2, 9).
Протоиерей Александр Шаргунов
